Д.Ю. АРАПОВ

ИСЛАМ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Ислам является одной из традиционных религий на территории России. Контакты и связи народов нашей страны с исламским ми­ром начались в раннем средневековье. Тогда в Восточной Европе шли два синхронных процесса: возникновение государственности у проживавших здесь народов и принятие ими известных мировых ре­лигий. В располагавшейся в Нижнем Поволжье и на Дону Хазарии значительная часть населения приняла ислам в VIII в.; в Среднем Поволжье возникла Волжская Булгария, ислам здесь был государст­венной религией с 922 г.

Древняя Русь сделала иной исторический выбор. Конец X в. -время крещения Руси киевским князем Владимиром. С этого собы­тия вплоть до 1917 г. православие являлось официальной государст­венной религией страны, лишь православный государь мог взойти на русский трон. Однако еще до крещения Руси по сведениям лето­писи "Повесть временных лет" Владимир допускал возможность принятия Русью ислама. В современных исследованиях отмечается, что за этим долго казавшимся легендарным рассказом летописи сто­яли реальные события, связанные с посылкой специального русско­го посольства ко двору багдадских халифов - Аббасидов.¹

Русь стала христианской страной. Она сохранила свою веру и в эпоху монгольского нашествия. Борьба Руси с владычеством Золо­той Орды, обратившейся в 1312 г. при хане Узбеке в ислам, не носи­ла, однако, религиозного характера и определялась прежде всего по­литическими интересами.²

Непрерывное расширение территории России в XVI-ХГХ вв., включение в ее состав Поволжья, Приуралья, Сибири, Крыма, Лит­вы, Кавказа, Туркестана сделали русскоподданными многочислен­ные народы, исторической верой которых был ислам. Создание ог­ромного единого целого, каким являлась Российская держава, было длительным, устройство религиозной жизни проживавших в госу­дарстве народов складывалось достаточно сложно.

В XVI-первой половине XVIII вв. в отношениях Российского го­сударства с его подданными-мусульманами не все было гладко и просто. В целом ислам и его религиозные учреждения в средневеко­вой России никогда не были официально запрещены, но все же пере­ход в православие всячески приветствовался. Начиная с XTV в. де­сятки представителей татаро-монгольской знати активно поступали на русскую службу, получая после принятия православия все права и привилегии, имевшиеся у русской знати. В составе русского дво­рянства прослеживается несколько сот фамилий тюркского проис­хождения - Юсуповы, Тенишевы, Урусовы и многие другие, сыграв­шие выдающуюся роль в политической, военной и культурной исто­рии России.³ Представитель одной из таких семей - Борис Годунов, -был в 1598-1605 гт. русским царем.

Ряд знатных тюркоязычных родов служил России, сохранив ис­лам: им были оставлены и дарились земли, платилось жалованье, но не разрешалось владеть крестьянами-христианами. С середины XV и до конца XVII в. южнее Москвы существовало вассальное от России мусульманское ханство - так называемое Касимовское царство, -где жили служилые татары и правителем мог быть только мусульма-нин-Чингисид.⁴

В многочисленных войнах, которые вело со своими противника­ми Московское государство, на стороне Москвы активно участвова­ли отряды татар-мусульман. Они сыграли значительную роль в раз­громе на реке Шелони в 1471 г. войска непокорного Новгорода Ве­ликого; в поход на Казань в 1552 г. вместе с русскими православны­ми воинами отправились и верные вассалы Москвы - мусульман­ские отряды касимовских татар. В последовавших за присоединени­ем Поволжья непростых событиях русской истории имевшие место внутренние противоречия чаще всего строились не по принципу "русские, православные contra нерусские, мусульмане", а заключа­лись в противостоянии сторонников существования единого много­национального государства и врагов российской государственнос­ти. Причем национальная и религиозная принадлежность и тех и других далеко не всегда определяла выбор их позиций. Так, напри­мер, когда в 1612 г. в пришедшем для участия в Земском ополчении в Ярославль из Казани сводном русско-татарском отряде произошел раскол, то часть православных и мусульман осталась служить делу освобождения России от иноземного ига, другие же казанцы (рус­ские и татары) предпочли продолжить бунт, смуту и "многую па­кость земле подеяше" ("Новый летописец").⁵ В утвержденной Зем­ским собором 1613 г. грамоте об избрании на русский престол царя Михаила Федоровича Романова стояли подписи семи татарских мурз, от имени мусульман России высказавшихся за возрождение единого Российского государства.

В начавшийся в XVIII в. "петербургский" период русской исто­рии политика государства по отношению к исламу и мусульманам оставалась достаточно противоречивой. По воле Петра Великого русским ученым Петром Постниковым был сделан в 1716 г. рус­ский перевод Корана, первый русский востоковед князь Дмитрий Кантемир в 1722 г. опубликовал первое в России исследование об исламе - "Книга система, или Состояние Мухаммеданския рели­гии".⁶ В целом, однако, законодательство первых русских импера­торов и императриц было направлено на ограничение ислама. Строительство новых мечетей было затруднено, всячески поощря­лись переход мусульман в православие и миссионерская деятель­ность православного духовенства. Попытки возврата из правосла­вия в ислам жестко пресекались. Так, в 1738 г. по указу императри­цы Анны Иоанновны "определением" екатеринбургского правите­ля В.Н. Татищева был сожжен "совратившийся паки в махометан-ский закон" Тойгильда Жуляков. В данном случае, как админист­ратор, Татищев следовал букве закона. Один из первых русских ис­ториков, Татищев лично был сторонником курса терпимости по отношению к исламу и автором первой научной программы изуче­ния мусульман России.⁷

Политика дочери Петра Великого - императрицы Елизаветы Пе­тровны, женщины чрезвычайно набожной, весьма благоволившей буддистам, была по отношению к исламу неблагосклонной. Но го­сударственные интересы и тогда, как правило, преобладали. Имен­но при Елизавете Петровне в 1755 г. первым русским генералом-му­сульманином стал сподвижник Петра Великого, крупный дипломат, незаурядный, но жесткий администратор Кутл-Мухаммед Тевке-лев.⁸ Но все же недостаточно толерантное поведение властей импе­рии вызывало раздражение верхов мусульманской общины России. Оно нашло отражение в наказах мусульманских депутатов в Уло­женную комиссию 1767 г., где подчеркивалась необходимость сня­тия ограничений в отправлении религиозных обрядов ислама.

Ожиданиям российских мусульман ответила политика веротер­пимости, которая начала проводиться в России во времена царство­вания самой выдающейся правительницы в истории страны - импе­ратрицы Екатерины II. В своем знаменитом Наказе в Уложенную комиссию 1767 г. царица отметила, что "весьма бы вредный для спо-койства и безопасности своих граждан был порок, запрещение или недозволение их различных вер".⁹ Данное положение вписывалось в рамки идеологии просвещенного абсолютизма.

Реализация принципа веротерпимости была стимулирована внешними событиями того времени - первым разделом Польши и русско-турецкой войной 1768-1774 гт. Необходимость защиты пра­вославного населения на территории католической Речи Посполи-той, стремление обеспечить спокойствие жителей Крыма, занятого в ходе войны с турками, способствовали тому, что курс на политику веротерпимости, причем внутри страны в первую очередь по отно­шению к исламу и мусульманам, был взят в 1773 г. Интересно, что это начинание произошло почти одновременно в двух соперничав­ших в то время в России центрах политической власти. 17 июня 1773 г. веротерпимость была провозглашена в указе Екатерины II, разре­шившем строительство мечетей для мусульман России, осенью того же года принцип религиозной свободы для приверженцев ислама на­чал практически осуществляться в Приуралье и Поволжье "импера­тором Петром Федоровичем" - Е.И. Пугачевым. Можно констати­ровать, что оба смертельных врага в борьбе за власть над Россией уловили назревшую общегосударственную потребность в проведе­нии более гибкой религиозной политики по отношению к неправо­славным жителям империи, в первую очередь мусульманам.

В 1774 г. по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору Россия признала духовный авторитет турецкого султана "яко Верховного Калифа Магометанского закона".¹⁰ Правда, в 1783 г. Россия в одно­стороннем порядке аннулировала эту статью данного мирного дого­вора, но все последующие правители страны до В.И. Ленина вклю­чительно фактически считались с халифатом Османов как с важней­шим идеологическим и политическим фактором.¹¹

Включая Крым и Кубань в состав Российского государства, Ека­терина II в своем Манифесте 8 апреля 1783 г. провозгласила обеща­ние мусульманам Тавриды "охранять и защищать их лица, храмы и природную веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно".¹² Аналогичная политика по отношению к мусульманам проводилась и в других районах импе­рии. Так, "Манифест о присоединении к России Великого княжества Литовского" 1795 г. распространял гарантию свободного исповеда­ния веры не только на католическое христианское большинство на­селения края, но и на литовских татар-мусульман.

Данные и подобные им другие указы екатерининского времени достаточно убедительно показывают, что- именно тогда русская власть пришла к пониманию необходимости соблюдать в отношени­ях с различными по вере и языкам подданными важнейший принцип устойчивости любой империи: "Мы вами владеем, вы нам подчиня­етесь, платите налоги, за это живите и веруйте, как хотите". При этом и при Екатерине II, и при всех ее преемниках главным обяза­тельным условием для всех жителей страны, в том числе и мусуль­ман, оставалось требование абсолютной лояльности и преданности существующему строю и царствующему дому Романовых.

Признав права мусульманской общины России на ее религиоз­ную самобытность, русская власть стала более активно, чем раньше встраивать ее в систему государственного устройства империи. Ус­корился процесс включения мусульман в различные сословия и со­словные группы и органы управления ими с распространением на них соответствующих прав и обязанностей.

Особое внимание было уделено организации государственного регулирования "сверху" религиозной жизни российского мусуль­манства. Как известно, ислам не имеет ни церковно-иерархической организации, ни института монашества. Анализ действий властей в данном вопросе позволяет предположить, что ими делались попыт­ки устроить нечто вроде "Русской Исламской церкви" наподобие православия. В известной степени это было действительно так, но, во-первых, здесь, на наш взгляд, не было какой-либо специальной, заранее заданной антиисламской направленности, во-вторых, свет­ская власть преследовала цели не столько "религиозные", сколько "правительственные".

Главный принцип конфессиональной политики Российской им­перии заключался в стремлении к полному государственному кон­тролю над всеми без исключения религиозными институтами на тер­ритории страны. Как известно, первой жертвой этой политики ста­ла самостоятельность самой Русской Православной церкви, превра­тившейся после ликвидации патриаршества и создания в 1721 г. Свя­тейшего Синода в специфическое, особое, но все же чисто государ­ственное учреждение. Именно с этой точки зрения для большего удобства государственного надзора над жизнью российского му­сульманства с конца XVIII в. власти империи приступили к созда­нию необходимых, по их мнению, религиозных учреждений и форм организации их служителей.

Рядом законодательных актов екатерининского времени было начато формирование органов управления мусульманами России. В 1788 г. было создано Оренбургское магометанское духовное собра­ние, юрисдикция которого была вначале распространена на всю Россию. Последующими указами и распоряжениями были определе­ны его структура и штат, выделены необходимые для его деятельно­сти казенные денежные средства. После присоединения Крыма к России русское правительство взяло на себя содержание существо­вавшего при Гиреях муфтията. В 1794 г. было объявлено о создании Таврического магометанского духовного правления, фактическое образование которого произошло позже, в 1831 г.¹³

Усиление революционного брожения в Европе привело преемни­ка Екатерины II императора Павла I к идее объединения всех рели­гий (прежде всего христианских) под эгидой русского царя для борь­бы с антимонархическим духом "неверия" и "атеистического воль­нодумства". С этой точки зрения не случаен союз монархии Романо­вых с халифом - султаном Турции в 1798-1800 гг. для уничтожения Французской республики.

Хотя император Александр I не продолжил курс политики свое­го отца, но наметившаяся в павловское время идея централизации контроля над конфессиями империи была реализована именно в первой четверти XIX в. По замыслу выдающегося русского рефор­матора М.М. Сперанского одним из центральных ведомств России должен был стать "особенный департамент духовных дел", создан­ный для "охраны обрядов" всех религий государства.¹⁴ Данный про­ект, как и многие другие начинания тех лет, во многом отталкивал­ся от опыта наполеоновской Франции. Там в 1801 г. было создано центральное управление духовных дел, преобразованное в 1804 г. в Министерство исповеданий; главой этого ведомства был поставлен выдающийся юрист, один из авторов "Гражданского кодекса" Пор-талис.¹⁵

В 1810 г. рядом со Святейшим Синодом было создано на правах особого министерства Главное управление духовных дел разных (иностранных) исповеданий, под контроль которого были поставле­ны "все предметы, относящиеся к духовенству разных иностранных религий и исповеданий, изключая судных их дел".¹⁶ В 1817 г. под ру­ководством одного из наиболее доверенных лиц Александра I князя А.Н. Голицына было образовано объединенное Министерство ду­ховных дел и народного просвещения, где в рамках одного ведомст­ва оказались контроль над всеми религиями и системой учебных за­ведений империи. Новое учреждение должно было способствовать усилению борьбы с идеологическим вольнодумством, пропаганде религиозных, в первую очередь христианских ценностей. Однако благодаря традиционно-изоляционистскому подходу верхушки пра­вославного духовенства, интригам недоброжелателей, недовольству все более всесильного графа А.А. Аракчеева, возглавлявшееся кня­зем Голицыным объединенное министерство просуществовало не­долго. В 1824 г. по воле разочаровавшегося в своем первоначальном замысле Александра I оно было ликвидировано. Через восемь лет, в 1832 г. управление делами иноверцев было преобразовано в Депар­тамент духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ) и вклю­чено в структуру Министерства внутренних дел, где оно находилось (за исключением короткого промежутка времени в 1880-1881 гг.) вплоть до 1917 г."

Эпоха правления преемника Александра I - его брата Николая I была временем принятия особо значительного количества законода­тельных решений по вопросам жизни ислама и мусульман в России.

При Николае I продолжалась работа по формированию общегосу­дарственной системы мусульманских учреждений империи. В 1831 г. произошло фактическое образование Таврического магометанского духовного правления, юрисдикция которого была распространена на западные районы монархии Романовых. В годы николаевского царствования шла подготовка по созданию управлений суннитской и шиитской общинами Закавказья, реализованная позже, в 1872 г. Наконец, тогда в рамках разработки общеимперского законода­тельства был подготовлен принятый в самом начале правления им­ператора Александра II в 1857 г. первый "Устав духовных дел ино­странных исповеданий", специальный раздел которого посвящался мусульманам.¹⁸

Анализ многочисленных николаевских указов о мусульманах дает возможность выяснить отношение самодержавия к исламу во второй четверти ХГХ в., а также позволяет увидеть более общую картину по­литики российских властей от 14 декабря 1825 г. до Крымской войны. Внешний блеск гигантской империи скрывал постоянные опасения царя и его окружения по поводу возможного возникновения внутрен­них и внешних угроз, которые могли привести к "потрясению основ". Отсюда, на наш взгляд, проистекала заметная противоречивость ука­зов по исламским делам. Достаточно продуманные, действительно го­сударственные решения сочетались с указаниями недалекими и про­сто варварскими. К числу последних несомненно можно отнести указ от 13 мая 1830 г. "О неотступлении от общих правил при погребении Магометан"." Правда, известно, что в России "против плохих зако­нов есть надежное средство - их плохое исполнение". По нашему впе­чатлению, местная администрация, которой пришлось бы в случае по­пытки исполнить этот приказ царя тут же вступить в конфликт с му­сульманским населением, постаралась, насколько это было возмож­но, спустить его, что называется, "на тормозах".

Целый ряд указов Николая I был связан с событиями Кавказской войны, задачами выстраивания отношений с мусульманами Адыгеи, Дагестана и других южных районов империи, где шли постоянные военные действия.

Российское законодательство о мусульманах тех десятилетий до­статочно ярко отразило по своему неповторимую личность Николая I. Его резолюции на докладах, иногда подробные и мотивированные, иногда повелительно-краткие, по делам общего значения или по от­дельным казусам, по меткому суждению русского историка А.Е. Преснякова, были проявлением "своеобразного личного законода­тельства императора, которое носило неизбежно отрывочный и слу­чайный характер".²⁰

При преемниках Николая I число общегосударственных указов о мусульманах заметно сократилось, основные решения теперь прини­мались внутри скрытой от постороннего наблюдателя бюрократи­ческой машины империи.

К началу XX в. сложилась достаточно законченная система му­сульманских духовных учреждений на территории страны. Районы Европейской России и Сибири курировались замыкавшимися на Министерство внутренних дел Оренбургским и Таврическим муф-тиятами. Жизнью мусульман Кавказа руководили созданные в 1872 г. Суннитское и Шиитское духовные управления, подведомст­венные царской администрации края. Особые правила определяли организацию мусульман на территории Степного генерал-губерна­торства.²¹ Наконец, в Туркестанском крае специального органа по управлению мусульманами вообще не существовало, принципи­альные вопросы жизни мусульманской общины здесь определяли сами местные власти, подведомственные в Петербурге Военному министерству.²²

Центральным правительственным органом, контролировавшим жизнь российского мусульманства, по-прежнему оставался Департа­мент духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ) Министер­ства внутренних дел. К началу XX в. МВД являлось главным ведом­ством по общему управлению страной, его министр "был чем-то вроде верховного управляющего империи".²³ При надзоре над ино­верцами первостепенной задачей МВД и ДДДИИ как его подразде­ления была обязанность поддержания "принципа полной терпимос­ти, насколько такая терпимость может согласовываться с интереса­ми государственного порядка".²⁴

В огромной структуре МВД ДДДИИ был, пожалуй, одним из самых небольших по численности департаментов (30-40 чиновни­ков). Большинство из них к началу XX в. имело, как правило, выс­шее образование (Петербургский и Московский университеты, Училище правоведения, Киевская и Казанская духовные акаде­мии). Штат сотрудников ДДДИИ был распределен по трем его от­делениям, последнее из которых ведало нехристианскими религия­ми, в том числе российским мусульманством. В отличие от других подразделений МВД, ДДДИИ не имел своих структур на местах, и его деятельность здесь проводилась через существовавшие админи­стративные органы.²⁵

Важной особенностью ДДДИИ как одного из звеньев (наряду с Синодом) в системе охраны официально-православных устоев импе­рии была высокая требовательность к вероисповеданию его сотруд­ников. В других правительственных ведомствах и структурах ино­верцы порой могли занимать самые высокие посты. В ДДДИИ слу­жили только православные чиновники.²⁶ Исключение крайне редко могло делаться для доказавших свою абсолютную преданность тро­ну "обрусевших инородцев". Так, одним из первых директоров ДДДИИ (1829-1840) был известный мемуарист Ф.Ф. Вигель.²⁷ В се­редине XIX в. экспертом ДДДИИ по вопросам ислама являлся про­фессор А.К. Казем-Бек.²⁸

Круг вопросов жизни мусульманской общины, который регули­ровался ДДДИИ, раскрывается содержанием разделов его фонда в Российском государственном историческом архиве: "Органы управ­ления духовными делами мусульман", "Образование мусульманских приходов", "Постройка и открытие мечетей и молитвенных домов мусульман", "Мусульманские секты", "Мусульманская печать", "Открытие мусульманских учебных заведений", "Имущество му­сульманского духовенства и мусульманских духовных учреждений", "Брачные и бракоразводные дела лиц мусульманского вероиспове­дания", "Метрикация мусульман", "Приведение к присяге мусуль­манского духовенства и русско-подданных мусульман", "Воинская повинность лиц мусульманского вероисповедания" и др.²⁹

Департамент ДДДИИ находился в постоянном контакте с дру­гими центральными и местными ведомствами и учреждениями им­перии. Так, вместе с Министерством финансов решались вопросы оплаты штатных духовных и светских лиц в системе мусульман­ских духовных управлений, вместе с Военным министерством ре­гулировалась деятельность военных мулл в армии, вместе с Мини­стерством народного просвещения обеспечивалось преподавание основ шариата учащимся-мусульманам в учебных заведениях им­перии и т.д.³⁰

В этом хорошо отлаженном круговороте повседневной бюрокра­тической деятельности все более заметно, однако, звучали тревож­ные настроения. На рубеже ХГХ-ХХ вв. империя Романовых вступи­ла в эпоху "сумерек монархии". Два последних десятилетия ХГХ в., совпавшие с царствованием Александра III и первыми годами прав­ления Николая II, стали временем торжества охранительной полити­ки "православного консерватизма", попытки "великодержавного" наступления на права неправославного населения.³¹

Необходимо отметить, что и в это время позиции ислама, особен­но на окраинах, были затронуты, пожалуй, менее всего. Так, шел процесс постоянного усиления влияния мусульманства среди еще полуязыческих казахских племен и татар Сибири.³² Практически полностью сохранялось безраздельное влияние ислама на террито­рии Туркестанского края.³³

Все же в целом итогом русификаторской политики самодержавия стало нарушение сложного баланса сил и противовесов в огромном здании поликонфессиональной российской государственности. Справедливое раздражение политикой властей, все более обозначав­шееся противостояние между сторонниками обновления и ортодок­сами в российской мусульманской среде совпали со сложными, до­статочно неоднозначными процессами пробуждения исламского ми­ра за пределами России.

Происходившие явления не могли не быть замечены писавшими на мусульманскую тему авторами. Так, практически одинаково тре­вожно, хотя и с разных позиций, отзывались на события в мусуль­манском мире русские публицисты - видный чиновник монархист В.П. Череванский и либерально настроенный ученый-востоковед В.В. Бартольд.³*

Наиболее ярким и оригинальным мусульманским публицистом того времени был известный татарский общественный деятель Ис-маил-бей Гаспринский (1851-1914). Критически оценивая совре­менную ему действительность, Гаспринский тем не менее являлся искренним сторонником "сердечного сближения русских мусуль­ман с Россией". По его оценке, из-за непрерывного возрастания внутри страны числа мусульман вскоре "России суждено будет сделаться одним из значительных мусульманских государств, что... нисколько не умалит ее значения, как великой христианской державы". Публицист выдвинул идею культурного и националь­ного единства тюркских народов России и считал наиболее насущ­ным для будущего российского мусульманства внедрение и разви­тие новых, свободных от средневековой схоластики методов и форм образования. По мнению Гаспринского, важнейшей задачей внешней политики России должна быть цель налаживания друже­ских отношений со "всем мусульманским Востоком", ибо, "благо­даря особенно счастливому складу русского национального ха­рактера", русское государство может встать в движении к куль­турному прогрессу "во главе мусульманских народов и их цивили­заций".³⁵

Нарастание общественного движения в стране в первые годы XX в. заставило правящие верхи империи заявить о своей готовности те­перь пойти на известные уступки и расширить пределы политики ве­ротерпимости. Накануне и в ходе русско-японской войны 1904-1905 гг. самодержавием были даны официальные обещания (манифест 26 фе­враля 1903 г. и указ 12 декабря 1904 г.) по этому поводу. Уже в ходе начавшейся первой русской революции был обнародован указ о ве­ротерпимости 17 апреля 1905 г. , в котором был сделан и обещан в будущем ряд серьезных уступок неправославным, особенно мусуль­манским, подданным империи.

После Манифеста 17 октября 1905 г. самодержавие вынуждено было допустить существование целого ряда мусульманских общест­венных организаций и собраний (мусульманская фракция в I—IV Го­сударственных думах, мусульманские съезды и т.д.). Реально, одна­ко, готовности и желания сотрудничать с ними не было. Наиболь­шей поддержкой со стороны властей в последнее десятилетие суще­ствования монархии пользовались наиболее традиционалистеки на­строенные круги российской мусульманской общины.

Понимание необходимости что-то делать и что-то менять в во­просах политики по отношению к мусульманам в правящих кругах страны несомненно присутствовало. Констатировались наличие це­лого ряда нерешенных проблем, тревожность ситуации, неизбеж­ность того, что она в дальнейшем может еще более ухудшиться.³⁶ На •'Особом совещании" 1910 г., собранном председателем Совета ми­нистров и министром внутренних дел П.А. Столыпиным, была при­знана особо опасной "намеченная мусульманскими руководителями строго последовательная программа религиозного и культурного объединения всего мусульманского населения России на автоном­ных началах под главою высшего духовного лица, совершенно неза­висимого от правительства в управлении делами веры и школы".³⁷ Каких-либо реальных решений по мусульманскому вопросу, однако, данное "Особое совещание" так и не выработало.

Последний крупный государственный деятель царской России -Столыпин, его часто менявшиеся преемники пытались еще как-то удержать все более грозящее падением здание некогда могуществен­ной империи. В годы первой мировой войны, в последние месяцы су­ществования монархии Романовых чиновники МВД, в том числе и ДДДИИ, лишь бессильно наблюдали за происходившими в русском обществе, в том числе и в мусульманской его части, процессами и не принимали каких-либо реальных мер (да, видимо, уже и не смогли бы что-либо сделать), чтобы предотвратить наступление покончив­шей с самодержавием русской революции 1917 г.